| Дым Отечества |
26 января 2008 года |
Потомок якутских князей/ Роковую роль в судьбе бывшего директора госархива Коми АССР Сидора Сидорова сыграло желание сменить имя и фамилию
Принято считать, что Национальный архив Республики Коми представляет интерес исключительно своими фондами, историческими документами, количество которых перевалило уже за миллион. Между тем много любопытного отыщется и в истории создания, становления крупнейшего хранилища нашей республики. Интерес представляют и люди, стоявшие у его истоков, работавшие здесь в разные годы. Известность и большое уважение снискал основоположник и первый директор архива Андрей Андреевич Цембер, четырнадцать лет руководивший его работой. Имена его преемников до сих пор остаются неизвестными. Одним из тех, кто в начале 40-х годов недолгое время руководил работой архива, был Сидор Иванович Сидоров. Документы позволяют проследить жизненный путь этого человека, по-своему яркий и трагичный. Из наслега в Москву «Ликуй, Якутия! Грядет твой верный сын!» – это одно из напутствий, которые выпускники Московского историко-архивного института 1939 года надписали на обороте групповой фотокарточки и адресовали своему сокурснику Сидору Сидорову. Здесь же рядом и другие пожелания – хорошей жены, доброго здоровья, долгих лет жизни... К сожалению, ничего из этих предначертаний не сбылось. А судьба выпускника престижного московского вуза стала своеобразным слепком тысяч, миллионов жизней, превратившихся в «пыль на ветру». Сидор Сидоров родился 22 августа 1914 года в Хоптогинском наслеге Якутии. Наслегами в этом суровом краю называли небольшие поселки, стойбища, состоящие обычно из нескольких юрт. Как правило, в каждом из таких специфических населенных пунктов был свой князь. Большими владениями и богатствами он часто не обладал, оставаясь вожаком рода, старостой поселения. Такими князьями были и предки Сидора Сидорова. После Октябрьской революции статус князей упразднили. Поэтому его отец – Иван Прокопьевич Сидоров – стал рядовым жителем наслега, хотя и слыл крепким, состоятельным хозяином, торговцем. За это же и пострадал: с 1929 по 1931 год его лишали избирательных прав. Мать Сидора, Марфа Николаевна, умерла в 1932 году от болезни. В 1942 году не стало и отца. Две сестры, обе названные Еленами, и два брата – Сидор и Илья – остались сиротами. Но в большую жизнь они окунулись, уже имея за плечами неплохое образование, все прекрасно разговаривали по-русски. Именно их отец Иван Прокопьевич в свое время в их родовом наслеге основал первую школу, много сил приложил для развития образования среди сородичей. После школы Сидор Сидоров немало времени потратил на то, чтобы найти дело по душе. Работал счетоводом, перегонял скот на Алданские золотые прииски, состоял в комитете по составлению нового якутского алфавита, сотрудничал с вербовочной конторой «Якутзолото». В это же время страстно увлекся чтением. Читал все, что под руку попадется: приключенческую литературу, записки революционеров, книги по истории Древнего Китая и Индии... Прочитанное рождало вопросы, желание углубиться в историю глубже. В 1933 году юноша-якут отправился в Москву, надеясь поступить в вуз. Но в первый год поступить не удалось, он устроился на строительство Московского метрополитена, работал проходчиком, грузчиком. А на следующий 1934 год успешно сдал экзамены в Московский историко-архивный институт,по окончании которого в 1939 году получил специальность научного работника, историка-архивиста. Учился Сидоров хорошо. Будучи в Москве, через Якутское представительство общался с земляками, поддерживал дружеские отношения с двоюродным братом Афанасием Федоровичем, ставшим впоследствии заслуженным учителем Якутской АССР. Одновременно с учебой много думал над происходящими в стране событиями. Позже, уже будучи заключенным, Сидор Иванович годы учебы в Москве оценивал как отсрочку от репрессий, которых в этот период не избежали многие его знакомые в Якутске. С утра до полуночи С дипломом московского вуза Сидор Сидоров отправился на родину. В Центральном архивном управлении Якутии был назначен на должность старшего научного сотрудника. Сразу же с головой окунулся в любимые сердцу исторические разыскания. В характеристике того периода отмечено, что он проделал большую работу по обработке архивных материалов XVIII века, а также принимал активное участие в их публикации в местной печати. В это время на страницах газеты «Социалистическая Якутия» увидели свет его публикация о неизвестных материалах Н.Г.Чернышевского, статья «Торговля детьми» и т.д. Казалось, все для исследователя складывается хорошо. Однако менее чем через год Сидор Сидоров по собственному желанию уволился из якутского архива. И отправился в Москву. На сей раз – чтобы поступить в аспирантуру. Но вместо аспирантуры в столице он попал в Сыктывкар. Сейчас трудно назвать истинные причины такой метаморфозы. По косвенным упоминаниям, он не выдержал вступительного экзамена по французскому языку. Хотя на выпускном экзамене в историко-архивном институте за этот же предмет в свое время он получил высшую оценку. Как бы то ни было, в 1940 году его направили в Коми и 16 октября назначили директором госархива при архивном отделении НКВД Коми АССР. (Именно к этому ведомству в это время относились государственные архивы.) В доме № 27 по улице Советской в Сыктывкаре нового директора определили на квартиру. Кстати, этот дом стоял как раз напротив архива и архивного отдела НКВД. Здесь Сидору Сидорову предстояло провести последний год перед заключением. Всевозможные инструкции, которыми изобиловало то время, ставили директора архива в очень жесткие рамки. О свободе научно-исследовательской работы было нечего и думать. Кроме того, трижды в неделю в вечернее время руководитель обязан был обеспечивать «повышение технического и образовательного уровня работников госархива». Был строго регламентирован и график работы всех отделов НКВД, включая архив. Рабочий день здесь начинался в девять утра и завершался в 24.00. При этом с 17.30 до 21.00 можно было отпускать людей на перерыв и отдых, чтобы затем проследить, все ли явились на свои места. Сейчас не составляет тайны, что такой режим работы являлся «подлаживанием» под стиль работы «вождя всех народов», который предпочтение для бдений отводил именно вечерним и ночным часам. Сидор Сидоров внутренне противился такому диктату, переживал. Многочисленные обязанности на работе не оставляли времени ни на отдых, ни на продолжение исследований. Ученый-аспирант был разочарован и фондами госархива Коми АССР, которые, на его взгляд, были скудны и неполны. Почти за год он так и не сумел завести в чужом городе ни друзей, ни хороших знакомых. Единственные, с кем он немного общался, были два сотрудника музея и случайные попутчики из Сторожевского и Летского районов. «Да буду я Уран Саха» Отдушиной оставалась переписка с родственниками, а также с бывшей сокурсницей, которая в это время работала в одном из московских музеев. Эта переписка при последовавшем вскоре аресте и стала, можно сказать, главным вещественным доказательством «преступления» молодого директора. При аресте изъяли 32 письма «из разных адресов», а также «разной переписки – 65 листов, почтовой переписки – 31 штука, тетрадей с письмами – 3 штуки...» Скорее всего, «контрреволюционными» и «буржуазно-националистическими» посчитали письма на якутском языке, адресованные Сидором брату Илье, который в это время учительствовал в Калининской области. Старший, Сидор, помогал младшему деньгами, поддерживал его желание поступить на факультет журналистики. Находясь в национальной республике среди представителей такой же малой народности, как якуты, Сидор Сидоров стал невольно размышлять и о национальной политике советского государства, сопоставлял историю и развитие двух народов. В результате у молодого якута созрела идея о перемене имени и фамилии. В ноябре 1940 года в сыктывкарский городской отдел загса он подал заявление о перемене русских имени и фамилии на якутские. Позже свое желание он обосновал и в рапорте на имя руководства архивного отдела НКВД Коми АССР. «Начиная с языка, кончая внешностью, я – природный якут, и мне хочется соответственно своему положению иметь национальные имя и фамилию. Моя русская фамилия и имя являются до того распространенными, что нередко меня путают с другими личностями. Они подчас являются причиной недоверчивого и неприязненного ко мне отношения со стороны граждан русской национальности. Я никак не могу привыкнуть к вопросам: «Почему у вас такая фамилия?» На первый взгляд выставляемые мною причины могут показаться наивными, не стоящими серьезного внимания, но думать так было бы грубой ошибкой. Чтобы понять мое положение, надо быть якутом и мыслить по-якутски. И в конце концов мне кажется, что нет ничего предосудительного в том, что якут желает иметь свое якутское имя. Да будет мое имя Уран, а фамилия – Саха». Скорее всего, это решение и послужило поводом для ареста. 16 июня 1941 года, за шесть дней до начала Великой Отечественной войны, в Главное архивное управление НКВД СССР из Сыктывкара отправилось секретное донесение о том, что 15 числа того же месяца органами госбезопасности Сидор Сидоров изолирован и ему инкриминировано преступление по статье 58, пункт 10 Уголовного кодекса СССР. Несостоявшаяся перемена имени и фамилии надолго приковала внимание к Сидорову следственных органов. Более десяти месяцев он находился под следствием. За это время Сидоров сильно ослаб. Допросы следовали один за другим. В камере тюрьмы то и дело появлялись «подсадные утки», пытающиеся выведать у подследственного какие-то сокрытые им подробности. За десять месяцев не было ни одного свидания, ни одной передачи с воли. В апреле 1942 года отчаявшийся заключенный даже обращался с просьбой разрешить ему продуктовую передачу от уборщицы госархива Анны Челпановой. Остался возле Кылтовки Несмотря ни на что, Сидор Сидоров не терял надежды на благоприятный исход судебного решения. В тюрьме совершенствовал свои знания французского языка. Выписал книгу Пьера де Бомарше «Свадьба Фигаро» на языке оригинала. На допросах высказывал отрицательное мнение в связи с арестом большой группы якутской интеллигенции. Отстаивал свои убеждения и в вопросе национальной политики советского государства, которая, по его словам, строится в отношении национальных республик неправильно. Одновременно с этим он напрочь отвергал свое участие в контрреволюционной деятельности и «прояпонскую ориентацию». Обвинительное заключение по делу Сидорова прозвучало безапелляционно и жестоко: «Высшая мера наказания». Но 26 февраля 1942 года Особое совещание при Наркомате внутренних дел СССР расстрел заменило на десять лет лагерей. Сидоров не согласился с таким приговором, написал жалобу прокурору СССР, где вновь доказывал несостоятельность обвинений, а также просил дать возможность встать в ряды РККА, чтобы отдать жизнь «за советский народ, за любимую Якутию». Но все его попытки добиться справедливости или отправки на фронт остались тщетными. Свой срок заключенный под № 164961 Сидоров Сидор отбывал в Севжелдорлаге, во второй колонии ЦОЛПа. Начальник колонны характеризовал его как добросовестного работника, ежедневно и аккуратно выполнявшего нормы. Однако лагерная жизнь оказалась слишком тяжелой. Уже в начале апреля 1942 года у заключенного стало наблюдаться физическое истощение, к лету развился порок сердца. В начале октября того же года его поместили в лазарет, а 15 марта 1943 года актировали как инвалида. Не выдержав в лагере и двух лет, 6 апреля 1943 года заключенный Сидоров С.И., как значится в личном деле, умер «от истощения вследствие пеллагры». Ему было всего 29 лет. «Доходягу» похоронили в яме глубиной 1 метр 60 сантиметров к югу от реки Кылтовки в Железнодорожном районе Коми АССР. Как явствует из записки, подшитой в личное дело, личных вещей у умершего не было. А за день до смерти, 5 апреля 1943 года, военный трибунал войск НКВД, «принимая во внимание, что Сидоров страдает тяжелым неизлечимым недугом, полной потерей трудоспособности, восстановить которую в условиях лагеря невозможно», определил освободить его из-под стражи. Но к этому времени он уже лишился остатков сил и вряд ли бы смог самостоятельно выбраться даже за территорию барака. В 1989 году научный работник и директор ЦГА Коми АССР с 1940 по 1941 год Сидор Иванович Сидоров был реабилитирован. Такова судьба человека, волею случая очутившегося в Коми крае и навсегда оставшегося здесь. Ирина БУКИНА, сотрудник Национального архива РК. |
Данте нашего времени 
