Мария Фонтош: "Мой дом - вся Европа..."

Мария Фонтош с концертмейстером Светланой Кармановой (слева) и педагогом Анной Игнатьевой.

Большим подарком для сыктывкарских меломанов стал концерт нашей землячки, ныне солистки лучших оперных сцен мира Марии Фонтош. Этим ярким, незабываемым выступлением Мария закрыла концертный сезон своей первой альма-матер – Гимназии искусств при Главе РК. К слову, концерт был благотворительным – весь сбор за него певица оставила на развитие детского музыкально-драматического театра гимназии «Мичлун». Программу этого незабываемого выступления составили лучшие романсы русских композиторов: Рубинштейна, Рахманинова, Чайковского, а также Грига…

– Марина, сегодня ты поешь на лучших сценах мира. А ведь в Сыктывкаре памятна история, когда в училище искусств сопротивлялись твоему вокальному будущему…

– Не то что в вокалистки, меня вообще в училище зачислять не хотели! В гимназии я училась на пианистку. Но в девятом классе «заиграла руки», чему очень радовалась, ведь можно было не писать на уроках! Правда, это несколько осложнило выпускные экзамены в гимназии, но все обошлось. Поступила в училище на дирижерско-хоровое отделение. Кстати, думала, что продолжу учебу в петрозаводской или питерской консерватории. Но о том, чтобы петь, и не помышляла. Конечно, как все музыкальные дети, я пела лет с трех, но никогда не верила, что стану певицей. Все решил случай. На третьем курсе во время очередного урока по вокалу мне не давалась нота соль при исполнении романса «Острою секирой ранена береза». Анна Васильевна Игнатьева – мой самый первый и главный преподаватель вокала, показала, как надо. И так она это пропела, что я, впечатлившись, повторила! Получилось! Мы посмотрели друг на друга с удивлением и радостью и… продолжили занятие.

С тех пор в свободные минутки я стала бегать к Анне Васильевне заниматься, хоть на час, на полчасика. Так, в 16 лет у меня прорезался голос, стало интересно петь, и я написала заявление с просьбой разрешить мне совмещать учебу на двух отделениях – своем и вокальном. Был скандал, все педагоги уговаривали не бросать надежную, гарантированную специальность ради призрачного вокального будущего, но мне попала вожжа под хвост! В конце концов перевели меня на вокальное отделение. И училище я закончила через год с пятерками! И поступила в Гнесинку, сразу и без всякого блата!

– И из России уехала в незнакомую страну, не зная языка. Трудно ли было осваиваться, учить язык?

– Да, у меня был только школьный английский… Сейчас, кроме русского и вполне приличного английского, свободно общаюсь на шведском, немецком и итальянском. Пою на этих же языках плюс французский, норвежский и датский. Шведский я, кстати, выучила за неделю. Трудно поверить? Пришлось. Села с учебником и двумя словарями и целыми днями просто зубрила.

– Из чего состоит твой репертуар? И что самое любимое?

– Много, около двух десятков партий. Некоторые уже не исполняю. Татьяна в «Онегине», Виолетта в «Травиате», Розина в «Севильском цирюльнике», Маргарита в «Фаусте». В пуччиниевской «Богеме» пою Мими, раньше там же пела и Мюзету. А еще Антония – «Сказки Гофмана», Адина – «Любовный напиток», Маженка в «Проданной невесте» Сметаны… Много пою Моцарта: Фьордилиджи в опере «Все они таковы, или Школа влюбленных» (иначе «Так поступают все женщины»), Графиня – «Свадьба Фигаро», Памина в «Волшебной флейте», Донна Эльвира в «Дон Жуане». Там же пела и Церлину, но отошла от этой партии, эту музыку я переросла, в этой партии стало неинтересно. Ну кто такая Церлина? Простая крестьянская девочка, которая выходит замуж и в день свадьбы ее соблазняет Дон Жуан…

Мне вообще больше нравятся драматические партии. А любимая партия – всегда та, что пою в данный момент. Репертуар, который исполняю сейчас, для меня идеален: он отлично ложится и на голос, и на темперамент, и на внешность: я небольшого роста – 158 сантиметров, партнеры-теноры просто балдеют от того, что рядом со мной кажутся высокими! Любопытно, что на сцене не выгляжу маленькой, порой выхожу из театра после спектакля, а поклонники, дежурящие у служебного входа, не сразу узнают: они ожидают особу высокого роста и очень удивляются. Все-таки сцена меняет человека…

– К слову, о поклонниках и прочих атрибутах жизни оперной примадонны. Много их? Докучают?

– И автограф просят, и сфотографироваться на память, ждут после выступления у служебного входа, расспрашивают о моментах спектакля. Это не напрягает, я всегда рада и готова к общению, но дисциплинирует: быстро выходить, обязательно хорошо умыться от грима, подкраситься. Чтобы подарить людям то, ради чего они пришли в театр: красоту, праздник. Чтобы самое последнее впечатление у них тоже осталось приятное, и на их памятном фото я осталась такой же, какой понравилась на сцене.

В феврале этого года в филармонии Стокгольма был концерт. Одно из произведений – «Поэму о любви и о море» – должна была петь популярная оперная певица Малена Ернман, та самая, которая представляла Швецию на «Евровидении» в Москве. В Швеции ее знают и очень любят. Однако Малена заболела, и спеть вместо нее предложили мне. У нас с ней один агент, он знал, что в моем репертуаре тоже есть это редко исполняемое произведение. И когда на концерте объявили, что Малена заболела, а вместо нее споет М.Фонтош, в зале раздались аплодисменты. Это меня удивило, но я поняла, что так обозначили себя мои оперные поклонники.

Может, это нескромно, и все равно скажу: у меня уже есть свой зритель, в Стокгольме на мои спектакли не остается билетов. Там даже есть такой термин «эффект Фонтош». Идя на спектакль, всегда вижу по обозначениям у кассы, что все билеты проданы.

– А какие подарки дарят тебе поклонники?

– Все подряд! Шоколад, конфеты, дорогое вино с куском хорошего сыра (от французов), украшения, даже бриллианты пытались дарить. Украшения не принимаю – это обязывает. Много дарят мягких игрушек и, конечно, цветы. Самые странные подарки – огромные букеты роз, присланные на дом, без карточки, то есть я не знаю, от кого они. Подозреваю, у меня появился какой-то особенный поклонник… А вообще, лучший подарок, не сомневаюсь, для каждого артиста – это щедрые аплодисменты.

– А ты ощущаешь себя звездой?

– Посмотри на меня! Скажешь по мне, что я звезда? (В простых джинсах и черной футболке, без косметики, наша землячка и впрямь выглядела очень простой, красивой девушкой, каких много на улицах – ред.). Я работаю так много, что «звездить» просто некогда. Кто-то сказал: «Чтобы стоять на месте, надо идти вперед, чтобы идти вперед, надо бежать…» И это очень запало мне в душу.

Надо держать себя в форме, следить за здоровьем, внешностью: лицо артиста – это тоже его рабочий инструмент. Ведь зрители приходят на спектакль, заплатив деньги, и немалые, на Западе опера – весьма дорогое удовольствие. И за свои деньги они ждут праздника, высокого уровня. Да и потом есть люди, которые сказали мне, когда я приехала в Швецию: «Мария, если у тебя начнется звездная болезнь, мы сразу скажем тебе об этом». Так что я знаю, что за мной наблюдают! (Смеется.)

– К слову, от каких радостей жизни приходится отказываться ради работы?

– Прежде всего дисциплина! Ни в день спектакля, ни накануне не даю интервью, ни с кем не общаюсь даже по телефону. Идеально, если есть возможность, молчать перед спектаклем 24 часа, ни слова даже шепотом, который, кстати, еще вреднее для голоса. Совсем не курю, накануне спектакля не пью вино, и если удастся, ложусь спать до 22 часов. Слежу за питанием, особенно в дни выступлений. Убедилась, что лучше всего есть одно и то же в одно и то же время. Это должна быть пища, дающая легкость и энергию. Секретарша Каррераса как-то пожаловалась мне: ну вот, опять ему подай вареную курицу с вареным рисом без всяких специй, каждый раз одно и то же! И я взяла это на вооружение. Мороженое? Я столько лет его практически не ем, что оно потеряло для меня свой вкус, его и не хочется. Пью очень много воды: это полезно для кожи.

– Вся мировая музыка – о любви, счастливой или несчастной. О какой нравится петь больше?

– Настоящая любовь встречается редко. Поэтому чаще приходится петь о любви несчастной. Тем более что и произведений с хэппи-эндом в мировой опере очень мало, если только оперы-буфф. Как-то подряд пела «Травиату», Мими и Антонию, а они же все умирают от туберкулеза…

– На вопросы о личной жизни отвечаешь?

– Уже нет. Все-таки это личное, пусть оно и останется таким. Могу сказать только, что у меня все хорошо. Детей пока нет, и в ближайших планах тоже.

– Сегодня в мире модно авангардное решение классических опер. Или введение авангардных элементов: Онегин на роликах, Ленский в косухе, Травиата в мини-юбке… Приходится ли тебе участвовать в подобных постановках?

– Очень часто! И я убедилась: действие оперы переносить во времени не нужно, иначе возникает несоответствие музыки и действия, меняется содержание. Зачем-то переносят действие «Дон Жуана» на кухню – и логика пропадает. Когда главная героиня «Травиаты» в мини-юбке (как бы наша современница) умирает от туберкулеза – не верю! Потому что сегодня от этого не умирают.

– Ты поешь на лучших сценах мира… А где конкретно? И есть ли в этом списке Россия?

– Мои площадки – вся Европа, я уже много лет фрилансер и не привязана ни к какому конкретному театру. И в ставшей буквально родной Шведской королевской опере, где пела восемь лет, теперь тоже пою исключительно как гость. Германия, Португалия, Италия, Франция, Голландия, Испания… Минувшей осенью было турне в США и Канаде, прошлой весной – концерты в Японии… А в России не выступаю, потому что не приглашают. Ведь меня тут практически не знают, я уехала из России в 20 лет никому не известной. Довелось только спеть в Санкт-Петербурге, во время официального визита туда шведской королевской четы. Впрочем, предложения из России начали поступать. К примеру, сейчас есть конкретное предложение из Большого театра...

– Монархи, Доминго, Каррерас… С кем еще из всемирно известных величин тебя свела судьба?

– Со многими, мне очень везет на такие встречи. Доводилось работать с прекрасным дирижером Адамом Фишером, режиссером и руководителем московского театра «Геликон-опера» Дмитрием Бергманом, великим Евгением Светлановым. С симфоническим оркестром радио под управлением Светланова записывали в Стокгольме «Поэму о любви и о море» французского композитора Шосона – очень большая вещь, минут на 20. Это было всего за 3-4 месяца до смерти дирижера. Он уже был очень болен, плохо ходил…

С Доминго мы встретились семь лет назад в Париже, на X международном конкурсе его имени. Я заняла III место, кроме того, мне присвоили звание «Лучшее бельканто конкурса». Понравившихся лично ему вокалистов Пласидо пригласил в свой концерт – в том числе и меня. И через полгода там же, в Париже, концерт состоялся, а Пласидо им дирижировал. Потом он приглашал меня петь в Лос-Анджелес и Вашингтон, но тогда я была связана сразу двумя контрактами – увы, пришлось отказать. А два года назад в Валенсии мы встретились вновь, и он снова пригласил меня в один из своих проектов. И вновь я не смогла в силу занятости. Но… Бог ведь любит троицу. Может быть, в третий раз мне все-таки с этим повезет.

Доводилось выступать и с Жозе Каррерасом. Это был наш с ним совместный концерт в шведском городе Карлстаде. И я счастлива, что у меня есть фото с ним и его автограф с добрым напутствием.

– Марина, ты можешь сказать, что счастлива?

– Я очень много работаю, мало бываю не то что в Сыктывкаре (родителей не видела два года), а даже в Стокгольме. Живу на чемоданах, потому что девять месяцев в году езжу. Мой рабочий график расписан на три года вперед: занято не только время театрального сезона, но и лето, когда много фестивалей и концертов. Но это та жизнь, о которой я мечтала. И я счастлива!

Беседовала Ирина САМАР.

Фото автора.

 Архив рубрики